Случай в автобусе
В переполненном автобусе, который ещё и едет рывками из-за неумелого водителя, сидит самодовольный и всем на свете удовлетворённый генерал-майор. Он не стар, но видно распущен бездеятельным образом жизни. Это сильно чувствует щуплая старушка, плотно прижатая мощным боком генерала к самому окну. Но она и не думает роптать, старушка счастлива уже тем, что ей каким-то непостижимым образом удалось растолкать при входе толпу мужчин и ввинтиться на это место. Генерал же по привычке не чувствует никакого неудобства, причиняя неудобства другим, лениво и бессмысленно поглядывая в окно, и явно собираясь вздремнуть. Большие люди вообще кажутся бесцеремонными эгоистами, особенно в небольших помещениях, занимая с точки зрения остальных, небольших людей, непозволительно много места. Рядом с этой парой, колеблемая текучей массой людей при каждом покачивании, разгоне и торможении автобуса стоит симпатичная молодая женщина, судорожно, до белых пальцев, вцепившаяся в поручень генеральского сиденья. Уже и без врачебного освидетельствования можно догадаться, что скоро она станет матерью. Её внушительный живот при поворотах врезается в узорный погон генерала, а тот совершенно этого не замечает. Он даже не пытается понять, что ему мешает сбоку, потому, что ему ничего не мешает, и ничто не касается его ни в каком отношении, что ему, в общем-то, всё равно, и с вялым равнодушием он скользит взглядом по проплывающим в окне улицам и домам.
За этой сценой уже долгое время наблюдает молодой мужчина, недавно женатый, судя по тому, как изредка он бросает немного растерянный взгляд на новенькое обручальное кольцо на своей руке, уцепившейся за верхний поручень салона. А то, что он поглядывает на кольцо, с некоторым недоумением и лёгкой тревогой, невольно наводит на мысль, что ему очень хочется разрешить загадку этого кольца: то ли это первое звено в супружеских цепях, то ли символ наивного и зыбкого права обладания кем-то и чем-то. Но постепенно он реже начинает интересоваться своим внутренним миром, и всё больше и больше занимает его внешний, а именно, поведение генерала, которого в этот момент он просто сверлит взглядом. Генерал, как уже было сказано, готов видеть сны, и его в данный момент всё больше захватывает нечто внутреннее.
Наконец, когда автобус даже для такого неумёхи-водителя слишком резко затормозил, и вся толпа ухнула вперёд, вскидывая руки к поручням или же отталкиваясь от падающих; а женщина, слабо вскрикнув, сморщилась от боли, молодой человек не выдержал и, наклонившись к генералу, крикнул:
- И вам не стыдно!?
Генерал вынырнул из дрёмы, с удивлением поднял глаза, силясь понять, неужели так обращаются к нему и, увидев разъярённое лицо молодого человека, не оставлявшее никаких сомнений,… взял и оставил вызов без внимания, с огорчением потревоженного человека переводя взгляд снова на окно. Такое присутствие духа при виде неминуемой опасности, безусловно, характеризовало генерала с наилучшей стороны, но лишь раззадорило и задело молодого человека до чрезвычайности. Ему уже казалось, что окружающие в душе посмеиваются над его несовременной выходкой, и на лице его написалась невероятная решимость всем и всё доказать, невзирая на возможные жертвы. Будущая мама, частично заблуждаясь, что только из-за неё начинается этот сыр-бор, умоляющим взглядом посмотрела на молодого человека, надеясь, что он прочтёт в нём просьбу оставить генерала в покое, что она и так доедет, достигла лишь того, что молодой человек истолковал её мольбу, как поощрение и воспламенился ещё более. Начался новый приступ твердыни.
- И не отводите взгляда, я к вам обращаюсь, герр генерал, - с высокомерной, как ему казалось, издёвкой произнёс молодой человек, наблюдая исподтишка, какое впечатление он производит на окружающих своим праведным гневом. Окружающие, надо сказать, особого энтузиазма и поддержки проявлять не собирались, в их глазах загорелось скорее любопытство и ожидание. Что же наш генерал? О, генерал опять оказался на высоте положения, он просто закрыл глаза, только что не захрапел.
- Спите! – раздался над ним громовой голос, - Рядом женщина на сносях мучается, а вы ей погоном своим липовым живот протыкаете. Я-то знаю, - продолжал греметь мужчина, - сколько ребят необстрелянных нужно погубить, да задниц вылизать, чтобы в сорок лет так разожраться и такой погон получить. Встань сейчас же! - уже теряя от беспомощности контроль над собой и неожиданно для самого себя, проревел он вдруг.
Генерал открыл глаза и уже не с удивлением, а даже с какой-то жалостью, не более, взглянул на неожиданного обидчика, затем через плечо на живот женщины, спокойно поднялся и, извинившись, что раньше не заметил, уступил ей место. Причём, сделал он это так спокойно и естественно, что стало казаться, будто ему самому это только что пришло в голову. На молодого мужчину же он даже не взглянул, повернувшись к нему спиной, лицом к женщине. Женщина, впрочем, тоже подарила взор восхищения и признательности одному генералу. К тому же, когда генерал поднялся, давка стала вовсе несносной, так как он своим телом украл очень много места, и молодому человеку показалось, что окружающие как-то осуждающе на него смотрят. Тем временем женщина мило улыбнулась…генералу, стыдливо поблагодарила…генерала и так же мило заняла тёплое генеральское место.
Здесь и конец, казалось бы, этой немудрящей истории, но молодой человек, который чувствовал бы себя героем, если бы генерал оказал сопротивление, а он его победил, был глубоко уязвлён, что улыбка и благодарность достались по праву не ему, а противнику. Что ЕГО защита и услуга оказались не его, а так…неизвестно, чьи. По сути дела зацепиться было не за что, но в груди его клокотало неутолённое самолюбие, и настойчиво требовала немедленного выхода оскорблённая справедливость.
И тут, о, счастье! явился из недр толпы поддатенький смешливый мужичонка, который протискался на шум, в любопытстве посмотреть на скандал собственными глазами, а если удастся, то и поучаствовать. Люди в таком состоянии становятся не в меру общительными и отзывчивыми на всякое действо и буйство, и чем громче, тем лучше. Но ему не повезло, он услышал лишь последние оскорбления, адресованные генералу, и совсем был удручён, когда генерал так бездарно и бесчеловечно погасил скандал. Так что, души молодого мужчины и мужичонки обе были уязвлены и неудовлетворенны в крайней степени, хоть и неодинаково. Требовалась развязка, во что бы то ни стало, пусть и не этой, не внешней, драмы. И развязка не замедлила произойти, неожиданная и безобразная.
- Что же ты, милый, на генерала-то нападаешь, а? – словоохотливо и добродушно начал мужичонка, - он, вишь какой гладкий да вежливый, а ты его мордой в грязь! А если завтра война, если завтра в поход, - переходя вдруг на пение, затянул мужичонка пропитым фальцетом, - ты что ли в атаку нас поведешь. Вот он, - гордо указывая на генерала кривым пальцем, уже кричал мужичонка, - он поведёт. А ты, милый, сопляк против него и слизь, так что молчи и утрись - вовсе уже теряя остатки приличий, вопил пьянчужка.
Молодой мужчина во время этой пламенной речи в защиту генерала, если судить по его лицу, испытал богатейшую гамму чувств от крайнего изумления, через закипающий снова гнев, к ледяной решимости.
- Пойдём, пойдём, м и л ы й, сейчас Я тебя поведу в атаку, - вкрадчиво заговорил он, - в такую атаку поведу, век не забудешь! Песни любишь? Так пой же, пой…как там: «ещё немного, ещё чуть-чуть, последний бой, он трудный самый», так что ли? - пропихивая упирающегося мужичонку к дверям сквозь расступающуюся толпу, приговаривал он, - будет тебе сейчас бой, ох, и трудный будет!
Автобус подошёл к остановке, двери раскрылись, и в одну из них снарядом, выпущенным дюжей рукой, вылетел пьяненький мужичонка, чуть не свалив случайного прохожего, за которого уцепился, чтобы не упасть, а следом выскочила неумолимая и скорая развязка, которой он так желал, в образе разъярённого молодого человека. Автобус тронулся, а прильнувшие к окнам свидетели недавнего события со смехом и даже с каким-то сладострастием принялись наблюдать и облегченно обсуждать уродливую и глупую сцену насилия, разыгравшуюся на удаляющейся остановке. А молодой человек, может быть, недавно и не подозревавший в себе таких кровожадных наклонностей, вызванных внезапно к жизни представившеюся безнаказанностью, награждал злобно и методически пьяненького мужичонку тумаками. За что? Он и сам бы сейчас не ответил, кому и за что мстил: то ли генералу, то ли беременной женщине, то ли этому мужичку, то ли самому себе.
20 ноября 2010 г.